Все -таки этот текст стоит того чтобы его последовательно скопипастить и, может быть, обсудить
источник Форум Пипы: Пётр&Павел
Текст без ответов и комментариев, как он есть в последовательности.
Пожалуй, что Пипа зря туда влезала.
(обрывки)
ОЧАРОВАТЕЛЬНЫЙ КАРЛОС
(правая книга)Пред варение
На темы книг Карлоса Кастанеды, или «по мотивам» этих книг написано немало и разно. Однако у всех авторов этих текстов есть одна общая черта, - каждый тянет «покрывало магии» в свою сторону. То есть в сторону той парадигмы, которая является животрепещущим началом в мировоззрении, мироощущении самого автора.
И это по меньшей мере странно. Нет, странно не наличие подобного рода парадигмально ангажированной критики или анализа, - чего только не бывает под этим небом! Странно то, что всё это воспринимается всерьёз, и даже вспыхивают споры о том, насколько верно тем или иным комментатором схвачена суть текстов Кастанеды.
Но она ведь не схвачена никогда! Поскольку вот та конкретная парадигма, которую пользуют всякого волоса комментаторы в качестве точки отсчёта в своих "исследованиях", как раз и является той дырой, сквозь которую ускользает суть.Есть распространённое выражение: Своим текстом автор пытается (хочет) донести (передать) до нас (нам) мысль о том, что...
Что сие значит?
Если направить внимание на суть этой фразы, то мы обнаружим следующее:
а) есть некто (автор), кто хочет нам нечто передать, (рас-)сказать о чём-то;
б) есть текст, как средство или способ передачи;
в) посредством этого текста оформляется мысль, то есть некая логическая структура, доступная нашему восприятию;
г) и есть вот то самое то, что (в дальнейшем — то-что), что и намерен передать автор.Это то-что, по сути, есть главное, ради чего и выстраивается вся эта цепочка: мысль-слова-текст.
Предполагается, что у нас нет этого то-что, нам только сейчас автор сказывает о нём. И если мы хотим это то-что приобрести, то нам следует его схватить.Вообще-то принято говорить, - понять. Однако в некоторых случаях для того, чтобы поиметь то-что, что нам пытаются передать, понимания недостаточно. Ибо понимание не всегда значит — обладать, быть-этим. Понимание, как правило, остранено от нас. Между нами и понимаемым существует некое расстояние. Мы не есть то, что понимаем. Хуже того, иногда понимание, наоборот, уводит нас от бытия понимаемого.
Подобное случается, например, с некоторыми религиозными и даже философскими текстами. Подобное сплошь и рядом происходит с поэзией. Здесь понимание является скорее иллюзией, некой кажестью обладания переданным. Но в действительности настоящее то-что передаваемого ускользает от нас. Хотя мы-то пребываем в уверенности, что поняли всё, что было возможно. И ничего более того, что мы поняли, - нет.Понимание, вне всяких сомнений, является значимым и, зачастую, основополагающим феноменом нашего мышления. Поэтому глупо было бы отрицать его важность. Но может быть стоит попробовать ввести ещё один термин, тем более, что он встречается и в текстах самого Карлоса Кастанеды? Речь идёт о схватывании (grab).
Если попробовать "объяснить" этот термин, отталкиваясь от понимания, то можно было бы выстроить следующую, весьма неуклюжую, конструкцию: схватывание есть понимание (постижение) чего-то всем существом человека. То есть, в отличие от понимания, в случае схватывания задействован не только разум и органы чувств, но ещё и вот та самая воля, о которую немало сломалось комментаторских копий.
Иначе говоря, в сравнении с пониманием, схватывание является более объёмным способом восприятия, взаимодействия и постижения мира.Мы сейчас не можем говорить о магическом схватывании. Но как частный случай схватывания, можем обратить внимание на восприятие искусства.
В случае с искусством понимание теряет свою актуальность (если мы, конечно, говорим именно об искусстве, а не искусствоведении), и остаётся только своеобразное схватывание, которое либо случается, либо нет.
Рядом со схватыванием стоит упомянуть ещё один феномен осознания, который можно обозначить, как узнавание. Узнавание не в смысле по-знания, усвоения нового, а как опознание, вспоминание, чего-то словно забытого, но знаемого когда-то. Как, например, мы узнаём старого приятеля, с которым не виделись десяток лет и почти не вспоминали его все эти годы. Это, разумеется, пример чисто бытовой. Узнавание же на некоем, если угодно, онтологическом уровне, гораздо абстрактнее.
При восприятии, схватывании искусства, происходит такого рода узнавание. Мы словно узнаём нечто, что когда-то, где-то - в другом существовании? - уже знали, но забыли. Произведение искусства, будь то музыка, живопись или поэзия, словно открывает в нас некое пространство, которое существовало и до этого, но было забыто. А если такого забытого, но знаемого когда-то ранее пространства в нас нет, то и искусство оставляет нас равнодушным. Не случается некоего резонанса.Не станем подробно останавливаться на всех видах искусства, раз уж в нашем случае мы имеем дело только с текстом, текстом Карлоса Кастанеды. Попробуем говорить лишь о том, что нам может передать искусство текста.
Итак, автор текста намерен сообщить нам, или, говоря иначе, приобщить нас к тому, чего у нас пока нет. Мы намерены это схватить и в дальнейшем иметь это то-что.
Но как? Каким образом мы можем осуществить такое схватывание? Ведь, например, если нам бросают некий предмет, то мы должны разглядеть, опознать его, чтобы схватить. Мы должны узнать этот предмет, как то, что нам брошено.
Но тогда получается, что у нас уже должно быть некое знание об этом предмете или, как минимум, какое-то представление о нём.
Или же, если рассматривать схватывание, как узнавание, то мы опять-таки должны были уже когда-то иметь дело с передаваемым нам. Подобно тому, как мы должны были когда-то приятельствовать с тем человеком, которого узнали после многолетней разлуки.
Но тогда о какой вести, о какой новости может идти речь? Не получается ли, что мы либо неизбежно упустим то, что нам намерен передать автор, если в нас самих уже заранее нет некоего знания об этом, либо автор не сообщит нам ничего принципиально нового, раз уж у нас такое знание есть?
Парадокс? Похоже на то.
Однако не будем торопиться его как-то решать, а, наоборот, попробуем этот парадокс разрешить, то есть позволим ему быть. И даже попробуем его усугубить.Мы уже договорились, что то-что, которое намерен нам сообщить, передать тот, кто им уже владеет (автор текста), бросается нам для схватывания в виде мысли, выражаемой посредством слов.
Но насколько это надёжный и верный посредник, - слова? Какие у нас гарантии того, что мы воспринимаем эти слова так же, как их понимает сам автор? Откуда нам знать, что мы относимся к словам так же, как он сам? Ведь если всё это не так, если слова автора не схватываются нами ровно в тех же значениях, какими их наделяет он сам, то о каком схватывании вообще может идти речь?
Иначе говоря, одним из необходимых условий для того, чтобы случилось схватывание, является условие пребывания нас и автора в одном языковом пространстве.Но что это значит, - одно языковое пространство?
Простой пример. Чтобы схватить — или даже просто понять - то, что нам сказывается на иностранном языке, мы должны владеть этим языком. В противном случае, максимум на что мы окажемся способны, так это понимать смысл слов посредством фонетических ассоциаций к тому языку, которым мы владеем.
Например, английское grip, в таком случае, будет для нас просто гриппом. А прочитав английское же newest, мы решим, что речь идёт о невесте.
Кстати, именно такой способ понимания и трактовки текстов Карлоса Кастанеды, похоже, является наиболее распространённым в околокастанедовской тусовке. Только, разумеется, ассоциации здесь не фонетические, а "эзотерические".Если этот пример понятен, то попробуем взглянуть на некоторые существующие языковые пространства и на способ передачи, присущий им.
Наиболее конкретным — то есть допускающим меньше всего вольностей — следует признать язык науки, или языковое пространство научной парадигмы. Помимо слов в этом пространстве существуют формулы (строго говоря, в идеале это вообще скорее пространство формул нежели слов). А формулы, если не отвлекаться на поиск их онтологического смысла, позволяют наиболее прямым путём передать то, что намерен передать говорящий. Разумеется, это предполагает пребывание воспринимающего в том же самом языковом пространстве, в котором находится передающий, - пространстве научной парадигмы.Теперь, для контраста, возьмём другое языковое пространство, - поэзию.
В этом пространстве нет формул (если мы, разумеется, не станем принимать за поэзию стихоплётство, использующее избитые «поэтические штампы»). Да и сами слова здесь играют совсем не ту роль, что в пространстве научной парадигмы. И если, вдруг, человек, погружённый в языковое пространство науки, сталкивается с языковым пространством поэзии, то поначалу он приходит в замешательство, а потом начинает браниться: Что за бред? Как вообще можно всерьёз рассматривать такое?
В свою очередь, поэту будет непроходимо неинтересно в пространстве научной парадигмы. Ибо настоящая поэзия всегда направлена на онтологию, а наука старательно избегает всей этой «онтологической размытости».Существуют и другие языковые пространства. Например, философии, религии, психологии, эзотерики (и экзотерики тоже), ангажированного идиотизма и тп. Однако мы не станем разбирать каждое из них в подробности, поскольку вопрос уже и без того напрашивается, - к какому языковому пространству отнести тексты Карлоса Кастанеды?
И здесь нас подстерегает Засада №1: мы не знаем.
Разумеется, если мы честны перед собой. Во всех прочих случаях мы без всякого труда относим эти тексты к тому языковому пространству, которое нам нравится, в котором мы себя чувствуем уютно и безопасно. Чаще всего этим оказывается пространство дурнопахнущей эзотерики.Сам автор — Кастанеда — заявляет о некоем магическом пространстве, в котором он оказался благодаря стараниям дона Хуана, и которое он пытается описывать. Однако дон Хуан, или кто-то ему подобный, не сидел на одной с нами циновке, у нас не было опыта, подобного (про тождественность вообще не приходится говорить) опыту Карлоса. Поэтому честный ответ и будет: не знаем.
Но если мы так ответим, то только усугубим уже обозначенный выше парадокс! Такой ответ лишь ещё глубже погрузит нас в ощущение безнадёжности попыток схватить именно то-что, бросаемое нам Карлосом.
И на кой нам такая, прошу прощения, честность? Если она оставляет нас у разбитого корыта? Если она лишает нас удовольствия поговорить о том-о-сём, что мы легко понимаем, исходя из текстов Кастанеды? Зачем нам горевать у разбитого корыта, если мы так вот легко, от бедра, способны установить это понимаемое нами то-сё на место никак не схватываемого то-что?
Так что, как же это, - не знаем?! Ведь вот они, - слова Кастанеды! Сейчас мы быстренько подгоним к ним своё языковое пространство, напялим на них свою привычную парадигму, осветим своим собственным мировоззрением и, - да вот же оно! Мы всё поняли!
И вот уже у нас есть о чём поговорить и чем заняться. И вот уже у нас возникает своего рода культ (а точнее — карго-культ) дона Хуана и пророка его Карлитоса. И вот мы уже чувствуем себя настолько уверенно в «обретённом» нами пространстве «учения дона Хуана» (в дальнейшем - УчДХ), что начинаем его исследовать, комментировать, давать рекомендации, советы и практические задания.
Однако в действительности все эти «практикующие УчДХ» узнали, опознали в текстах Кастанеды лишь тот эзотерический хлам, которым их головы забиты по самую маковку. Так что, по сути, все они занимаются ничем иным, как таксидермией УчДХ. И довольно унылой таксидермией, надо сказать.Здесь уместно привести определение из словаря.
... Таксидермия (др.-греч. τάξις — приведение в порядок и δέρμα — кожа, шкура) — способ изготовления чучел животных, основой при котором является шкура животного. Она натягивается на некую основу, а полость внутри заполняется наполнителем. В основном таксидермия применяется для изготовления музейных экспонатов, а также для сохранения охотничьих трофеев...
Исследователи-таксидермисты именно этим и заняты. Применяя доступные им парадигмы к УчДХ, они, по сути, производят на свет чучело, основой которого являются слова, похожие на слова Кастанеды, но взятые совсем в другом языковом пространстве. А полость такого чучела, вычищенная от абстрактного дона Хуана, запихивается наполнителем из той конкретной парадигмы - научной, психологической, религиозной и тп. - , которой придерживаются сами таксидермисты. Чаще всего это парадигма ангажированного идиотической эзотерикой сознания.
Говоря по простому, таксидермисты варятся в собственном соку и пред-варяют, заполняют этим своим бульоном всякий оказывающийся в их поле зрения текст, феномен, факт. Даже если в тексте имеются, как в текстах Кастанеды, прямые предупреждения о не просто факте, а о факте энергетическом. То есть таком, который не может быть познан, понят не только посредством слов, но даже всевышней логики.Старания эзотерических таксидермистов, расбросанные по многочисленным форумам и конференциям, настолько вульгарны, что неинтересно их рассматривать даже в качестве иллюстрации. Однако есть особый случай таксидермии УчДХ, на котором стоило бы остановиться и рассмотреть подробнее. Поскольку это довольно убедительный, для ангажированного научной парадигмой сознания, опыт.
Речь идёт о текстах Алексея Ксендзюка и о его Нагуализме Нового Цикла. Который, на данный момент времени, успел трансформироваться в Постнагуализм. Правда, на том и сгинул или близок к тому.В принципе, Алексею удалось создать довольно убедительное и цельное "учение". И единственным его недостатком — если это считать недостатком — является то, что Нью-Нагуализм Ксендзюка не имеет никакого отношения к УчДХ, несмотря на то, что использует те же слова и понятия, которые встречаются в текстах КК.
Разница УчДх и Н-НК онтологическая, если можно так выразиться. Ибо парадигмы (если такое определение применимо к УчДХ) этих «учений» не просто никак не пересекаются, но прямо противоположны, точно синус и Кассандра. Для дона Хуана нагуализм, магия является, если уж искать аналогию, искусством. Нью-Нагуализм Ксендзюка, по его глубокому убеждению, является наукой.
Между искусством и наукой пролегает пропасть, которую невозможно преодолеть некими поступательными шагами. Здесь нужен скачок, подобный тому, который необходим, по мнению Мартина Хайдеггера, для преодоления пропасти между наукой и философией.
Да, Н-НК выгодно отличается от прочих видов таксидермии УчДХ, замешанных на эзотерике. Да, Нью-Нагуализм привлекателен для трезвомыслящих, опирающихся на парадигму науки и пребывающих в языковом пространстве науки граждан. Да, он убедителен настолько, насколько убедительна для нынешнего обывательского сознания сама наука.
Но именно в силу этих причин он и не имеет никакого отношения к УчДХ. Поскольку, например, для дона Хуана существуют Мескалито, Дымок, Трава Дьявола, со всеми вытекающими отсюда энергетическими фактами. А для Алексея Ксендзюка есть только различные алкалоиды, их воздействие на психику и сознание, и прочая «химия тела», со всеми вытекающими отсюда фактами.
Так что то-что Кастанеды, являющееся абстрактным, так это незаметно и убедительно превращается у Ксендзюка в то-сё, базирующееся на конкретной науке или психологии...Ну, хорошо! - воскликнет нетерпеливый голубоглазый читатель, - С таксидермией понятно. Но что же нам делать? Что делать с этой Засадой №1, если мы согласимся честно признать существование нашего, - не знаем?
Ведь получается какой-то порочный круг: мы хотели бы схватить то, что бросается нам посредством текстов Карлоса Кастанеды, но не можем этого сделать, поскольку сами не пребываем в том пространстве, из которого, единственного, и есть возможность схватить именно это, а не шкурку для таксидермических штудий.
Но с другой стороны, ведь чтобы проникнуть в это пространство, нам надо бы схватить именно то-что, которое передаётся?Совершенно верно. Именно так. И это Засада №2: как это возможно — если вообще возможно — схватить нечто, что доступно лишь в том пространстве, в котором мы теперь не обретаемся? А чтобы в него - это пространство — проникнуть, нам непременно нужно это нечто схватить?
Что ж, положение, прямо скажем, тоскливое. И в этом положении даже ситуация таксидермистов выглядит не такой удручающей, - а вдруг? а если? а может быть вот так вот, разглядывая всякие чучела с разных позиций и точек зрения, мы, в конце концов, что-нибудь да и поймём?
Разумеется поймём! Что-нибудь «из жизни чучел». Но если нам интересно нечто иное, если мы хотим не просто понять, а схватить, то весь этот таксидермизм нужно отбросить раз и навсегда.- И остаться вообще ни с чем? - возмутится всё тот же нетерпеливый голубоглазый читатель.
Хорошо бы! Однако такое нам недоступно. У нас всегда неизбежно найдётся что-то своё, то, что мы будем пробовать применить в качестве парадигмы, читая тексты Кастанеды.
И это Засады №3: сможем ли мы отыскать такое своё, которое хотя бы как-то соотносилось с то-что текстов Карлоса? Имеется ли в нас нечто плотно забытое, что способно возникнуть, как узнавание при помощи текстов КК?
Что ж, наверняка мы этого пока не знаем. Однако можем попробовать это поискать, а там уж, - как случится....
